АННА ЦФАСМАН: «В России женщине легче открыть ресторанный бизнес»

Дмитрий Фроловский

Пресс-секретарь Еврейского делового клуба SOLOMON.help

Интервью / 10 сентября 2017

Материал взят из источника: http://www.moscow-jerusalem.ru/business/anna-cfasman-v-rossii-zhenshhine-legche-otkryt-restorannyj-biznes/

Основатель и генеральный директор «Даблби» Анна Цфасман владеет успешной сетью кофеен с миллиардным оборотом. Всерьез теснит «Старбакс» и стремительно расширяет бизнес в России и за границей: от Тбилиси до Барселоны. В чем секрет успеха молодой бизнесвуман? Что такое «эффект гориллы» и почему женщинам в России легче пробиться в ресторанном бизнесе, чем мужчинам? Беседа представителя Еврейского делового клуба SOLOMON.help.

– В одном из интервью вы сказали, что не было желания открывать собственный бизнес. Как же так получилось, что пришли к мысли открыть сеть кофеен?
– Все произошло случайно, и я к этому никогда не стремилась. Мне очень подходит быть вторым номером, то есть все делать и придумывать, чтобы кто-то был первым и лавры забирал себе.
Ситуация была очень простая. Для меня принципиально делать то, во что верю. Не могу заниматься бизнесом, где качество не то, которого хочу, и подход не тот, который нужен. В определенный момент мы с акционерами разошлись в подходе и взгляде на продукт. Выбор был невелик: либо в пучину, либо прогнуться и делать, что тебе говорят, или переходить в другую сферу. Сфера кофе мне настолько нравилась, и я верила, что она «полетит» и можно сделать много всего интересного и нового, что нельзя просто так оставлять.

– Ваше недавнее интервью в «Forbes» было названо «Кофе без круассана». Почему вы принципиально не хотите вводить кулинарию?
– Во-первых, я намеренно запускала формат, в котором все сконцентрировано на продукте. Для того чтобы люди осознанно шли к нам и понимали, что если кофе – то это «Даблби». Во-вторых, я на самом деле не говорила, что «без круассана», и обожаю кофе с круассаном. Для меня это лучший завтрак, и нет ничего более приятного. Если говорить про еду, десерт и все остальное – это очень тяжело, и необходимо делать полноценный ресторан с крутым кофе. Более емкий с точки зрения инвестиций, на порядок более рискованный. Одно дело, когда ты вкладываешь в открытие 100 тысяч долларов, а другое – миллион.

Для того чтобы у тебя хорошо покупали десерты, салаты и сэндвичи, необходима большая выкладка и инвестиции. В таком случае уже сложно что-то открыть за 100 тысяч. Требуется больше метров, потому что появляется витрина, посуда, система хранения и прочее. Мы можем взять помещение, например, 35 метров, и ничего не нужно. Если поставить витрину и прочее, то будет выше аренда, и ремонт дороже.

Поэтому я решила, что лучше буду заниматься тем, в чем точно разбираюсь и что могу делать. В рамках нашей страны, уверена, это абсолютно правильное решение.

– Как оценивается эффективность работы в целом?
– Зависит очень сильно от того, про кого вы спрашиваете. Если говорим про бариста, то очень тяжело оценить эффективность. Потому что это же не скорость отдачи напитка. Мы не стремимся сделать так, чтобы это было молниеносно, потому что кофе требует внимательности. Более того, если что-то пошло не так, лучше переделать чашку и отдать ту, в которой уверен, чем по принципу «быстро и швырнуть».
Мне важнее атмосфера, которую они создают. Важно, чтобы с гостями были искренне приветливы, могли, если гость захочет, поболтать о кофе и, если не хочет разговаривать, промолчать. Это нереально оценить и можно увидеть только с точки зрения финансовых показателей.

– Человеческие качества для вас более важны, чем компетентность?
– Безусловно! Потому что всем профессиональным навыкам, если человек хочет, можно научить. Бариста – это не врач-хирург, это профессия, которую можно освоить за полтора-два месяца, плюс полтора года практики, и уже можешь в чемпионатах идти участвовать. Может, не победишь, но точно войдешь в десятку лучших, если работаешь, занимаешься и стараешься.

– Раз мы заговорили об управлении, не могу не спросить про «эффект гориллы».
– Да, с гориллой проблемы есть…

– Цитата: «Когда лидер видит, что его компания – горилла, которая держит его мертвой хваткой, это означает, что бизнес вырос и перемены уже назрели. Если не дать им осуществиться, велики риски, что создатель проекта перегорит, скажет: “Все, я хочу на яхту”, – и продаст дело». Испытывали ли вы на себе подобный «эффект»?
– Да, абсолютно точно его испытываешь, и кажется, каждый, кто проходит эти фазы роста, задает этот вопрос. Работа и увлечение делом – это не просто работа по найму, когда сегодня хочу, а завтра заболел. Если лично ответственен за то, чтобы она была интересной, и делаешь интересной, и «горишь» – работа пытается отобрать у тебя все. Она наползает на остальные сферы и пытается их подчинить – это необходимо очень сильно контролировать.
Когда понимаешь, что это произошло, нужно усыплять гориллу, ее бдительность и пытаться вырваться. Причем, самая страшная ловушка – необходимость фактически переключаться.
Создается иллюзия, что можешь «операционку» передать и заняться чем-нибудь другим. Но вместо того, чтобы в отпуск идти, ты придумываешь еще 500 проектов и ищешь, с кем бы их запустить. Потому что у тебя идей масса, и пока делал одно, придумываешь параллельно что-то еще и случайно кому-то говоришь, находишь людей с горящими глазами, которые тоже чего-то хотят, вы начинаете это обсуждать. Дальше у тебя взрыв эмоций – вроде одну гориллу усыпил, а у тебя 500 новых. В этом зоопарке начинаешь бегать, и это очень интересно!

– Есть ли у вас какой-нибудь «план Б»?
– Есть мечта! Хочу, когда пойму, что уже маловато сил, купить и привести в порядок отель в Италии, на побережье. Точно знаю, что отельная индустрия переживает огромный кризис. Кризис идей и возможностей, потому что это «старые деньги», очень большие, и туда не впускают «молодых и наглых».
Индустрия очень сильно отстает. Иногда в такой отель приезжаешь – как будто попал в прошлый век, с точки зрения сервиса. Завтраки – просто чудовищно! Останавливаешься в номере за 1 000 евро за ночь, и на завтрак тебе наливают бокал шампанского, но все остальное – это разогретая фасоль из банки. У них завтраки хуже, чем в кофейне, в которой завтрак будет стоить 5 долларов.
Я могу сделать отель, который был бы очень крутой и с точки зрения сервиса, и атмосферы, и могу сделать очень хороший ресторан и кофейню. И в принципе, создать ту атмосферу, которая позволит гостям чувствовать себя современными, но в то же время отдыхающими.
Понимаю, что, если мы говорим про отель на побережье в Италии, есть 3 месяца, когда спокойно ничего не делаешь, и плюс загрузка. Занятие, которое, с одной стороны, может стать делом жизни, но и делом ее заката. Когда сделал что-то хорошее, что не будет приносить бешеные деньги, но возможности творить и делать людям хорошо, и при этом зарабатывать. Мне кажется, для такого успокоительного финала… вот эта горилла мне нравится.

– Часто говорят, что в России женщинам все-таки сложнее пробиться, – вы не испытывали какую-то форму шовинизма при открытии бизнеса?
– Мне кажется, в России женщине легче. Потому что женщины обаятельнее, с одной стороны, а с другой, не вызывают чувства тревоги у мужчин, которые во многих вопросах имеют решающее слово. Поэтому, мне кажется, что как раз в России женщине проще. Наверное, если бы я претендовала на управление каким-то огромным фондом или заводом, там шовинизм, наверное, присутствовал бы. Там мужчинам очень важно видеть, кто впереди. В случае, когда ты занимаешься рестораном, общепитом, женщинам даже проще.

– Вы можете назвать себя феминисткой?
– Ни за что!

– Почему же?
– Это очень вредно для женщины. И это вещь, которая точно не была заложена изначально, это против закона – да, может, это не природные законы, но так установлено было свыше, что у женщины все-таки задача – быть помощницей. Как показывает практика – это самое комфортное состояние для женщины. Поэтому я категорически против: женщине на первых ролях не очень комфортно быть.

– Как сильная женщина-предприниматель считаете ли вы достижением своих родителей воспитание, которое они вам дали?
– Безусловно, но это не связано с предпринимательством. Потому что задача родителей – привить систему ценностей. Создать тыл, которого никто не даст – ни семья, ни друзья, никто. Родители – это люди, которые всегда поддержат. Что бы ни случилось – взлетел или упал – неважно! К ним ты всегда можешь вернуться в любом состоянии, и получишь безусловную любовь и поддержку.
В еврейских семьях – это всегда есть. Очень многие этого лишены, в семьях с другими традициями, потому что там важно амбиции чьи-то выполнить, еще что-то… В еврейских семьях этого нет. Нас любят просто потому, что мы есть.
Родители мне показали действительно очень серьезный пример: они не на словах были и есть интеллигентными людьми, добрыми, правильными, искренними по отношению и друг к другу, и к детям, и к друзьям, и к просто знакомым. Когда у тебя есть перед глазами такой пример, ты не можешь не уважать таких людей и не можешь их не любить.

– Каково ваше отношение к Б-гу? Почему вы пошли в церковь?
– К сожалению, история нашей семьи очень тяжелая. Папин отец вырос в семье, где было шестеро детей, и родителей убили на глазах детей. Это были черносотенцы. Мать закрывала собой младенца, и младенец в итоге умер. Осталось пятеро детей, они выросли в детдоме сначала, потом их забрали родственники. И при этом все добились великолепных успехов – все сделали карьеру, несмотря на сложности. И у нас везде так в семье, были сложности, поэтому, естественно, нигде традиционную культуру, религию не передавали и не насаживали. Как у любого еврейского ребенка, в какой-то момент Б-г начинает к тебе стучаться. Вопрос – что ты ответишь и в какой будешь ситуации в этот момент.
Так получилось, что у нас дома была Библия, и я просто начала ее читать. Читала псалмы Давида, и они настолько меня коснулись, легли. Год читала, а потом потихонечку начала искать и понимала, что меня переполняет. Вот так и попала в церковь.

– Публицист Станислав Белковский сказал: «Евреи в России – это не этническая и даже не религиозная категория, а категория социальная». Сталкивались ли вы с какими-то трудностями или привилегиями благодаря своему происхождению?
– Я никогда не меняла фамилию и этого не скрывала, мне в голову это не приходило. Ни разу не сталкивалась ни с отрицательными проявлениями, ни с положительными. Наверное, потому что училась в школе, где был соответствующий контингент и к евреям нормально относились. И дальше как-то так складывалась жизнь. Сказать, что мне это как-то помогло, – тоже вряд ли. С возрастом начинаешь к этому спокойно относиться. Важно, какой ты человек и какое вокруг окружение, а не то, что тебе дано. Изначально да, тебе дана большая привилегия. Что ты с ней сделал – большой вопрос.

– Хочу задать вам еще два традиционных для SOLOMON.help вопроса. Что для вас значит «быть евреем»?
– Большая ответственность. С нас больше спрос, и люди от нас ждут соответствия определенным критериям. Мы не имеем права позволять себе быть глупыми, вести не очень корректно, иначе весь негатив сразу на нацию. В любом другом случае все скажут: «а, ну да, бывает», в нашем случае получат точно те, кто не виноват, все сразу, разом. С другой стороны, поскольку ты принадлежишь действительно к великому народу, это очень помогает и нет проблем с самосознанием. Нет той части, которая присутствует у очень многих людей, когда они не понимают, кто они. Ты уже про себя все знаешь – все рассказали.

– Что для вас значит еврейская благотворительность?
– Мне кажется, это настолько естественно для еврея. Ты не можешь пройти мимо человека в нужде, не важно, еврей это или нет, твое сердце просто не может сделаться каменным – это невозможно. Ты не пытаешься получить из этого выгоду. Я не слышала, что евреи помогают, чтобы о них написали. Всегда это делается тайно. Никто никогда не выпячивает: потому что, если ты делаешь все это тайно – Б-г тебя благословит явно. Будешь делать явно – ты уже получил свою награду. Тебя же все похвалили, похлопали, получается, сделал это не для того, чтобы помочь, а для себя, из своих эгоистичных побуждений. Поэтому для евреев благотворительность – одно из естественных проявлений, которое с молоком матери впитывается. У еврея может не быть денег, но он последнее отдаст, если видит, что кому-то нечего есть. Быть может, это идеалистическое представление, но мне почему-то так кажется.

АННА ЦФАСМАН: «В России женщине легче открыть ресторанный бизнес»